Она провела своими бледными палльцами по огненым волосам. Сейчас она молчит, но я чувствую каждую её мысль. Она улыбается уголком рта. Я не вижу её глаз за повязкой, но тепло точно сочится из каждой черты её лица и обволакивает меня. Нечеткий мир вокруг тает, когда я тянусь к ней, пытаюсь отдать ей самую суть свою, все, что я имею.
Она молчит сейчас, улыбается уголком рта. Мы сидим рядом и не двигаемся, будто каждое движение может разорвать ткань времени, унести момент прочь. Сладкая тоска. Она - tristesse noire.
Внезапно в моих глазах потемнело и мир взорвался болью. Выброс из вирта. Такой резкий.
Я кричу.
Протираю красные глаза. Вокруг меня темно, ни единая лампочка не мигает приветливым глазом. Ептваю. За окном - непроглядная темень, город погружен во тьму. Отключилось электропитание...
В доме стоит мертвая тишина. Дрожащими руками поджигаю смятую сигарету. Боже. Боже... Моя девочка так далеко. Там, где до неё нельзя прикоснуться.
Это было не начало. Но как мне было уютно в этом огромном черном полотне, которое порывало мою голову и волочилось за мной по земле, точно вороний хвост. Никто не могу видеть, что там под ним. Только моё лицо. Захожу.
Влада: Может это стоить носить не так?
Влада пытается перекинуть кусок полтона на другую сторону, намотать мне на шею.
Влада: Ох! Здравствуйте! (входит мужчина)
Мне пора идти. И я иду по рыжей пустыне. Я уже и не помню как называлась та местность. Как-то коротко и звучно, в три сонные буквы. За мной увязывается пламенеющее существо, в нем столько силы и ярко оранжевого, что мне нельзя останавливаться. Я иду точно по дороге и вскоре остаюсь в одиночестве.
Пустыня кончается, точно её обрезали, я оборачиваюсь назад и сквозь высокие деревья вижу, как она раскинулась до самого горизонта. Вижу теплое солнце. Линию зеленой травы, озеро, которые граничат с песками. Мне хорошо, картина настолько красива, что завораживает меня.
Деревянный дом с широкой верандой, тут в тени работают люди, а внутри есть женщина. Он говорит что с тех пор как <...>, кое что изменилось. Да. Мой сон начал вонять. Нет, я не знаю где купить средство от вони в холодильнике.
Я здесь уже давно. Считать время? Когда бы я не подходил к окну, там всегда идет дождь. Но он не надоедает мне, он всегда немного иной. Будто живой. Здесь у меян нет иного собеседника, только я и мой небесный спутник.
Когда-то, в той жизни, глупой и полной пустяковых забот, меня звали Петр. Но сейчас никто не называет меня так, лишь вете за моим единственным окном порой призывно шевелит ветвями, будто зовет куда-то.
Как много времени, чтобы думать...
Мне совсем никогда не хочется есть, лишь порой курить или выпить, тогда я сажусь на подоконник, распахиваю окошко и закуриваю. Тонкие клубы сворачиваются причудливыми змейками и тают.
Что стоит один момент сам по себе, если не будет следующего, в котором можно осознать предыдущий? Мир, который замер, мир бесконечного однообразия и одиночества - это и есть мир одного момента.
Чувствую, что я лежу в кровати. Открываю глаза и вижу белый потолок. Закрываю глаза. Передо мною черный потолок. Вновь открываю глаза и встаю с кровати.
Здесь нечего делать, только лишь думать. И я думал, иногда о ерунде, иногда о смысле и почти никогда о том, кто я и где я.
Но по большему счету я всегда думаю о дожде, изредка вспоминаю прошлое. но оно кажется мне совершенно незначительным.
Недавно я нашел ручку и бумагу. Кажется, что если я запишу, то кто-то сможет прочесть, хотя я понимаю, что надежда тонче чем дым моих сигарет.
Тем более, записав мысль, я словно вливаю в неё плоть, я смогу её позже прочитать вновь, или выбросить в окно, где она медленно погибнет. растерзанная падающей водой. Если бы я сохранял все эти думы в голове, они бы устроили там шум и гам, стали бы спорить друг с другом, перекрикивать, я бы сошел сума.
Когда-то, там, среди других людей, я вел дневник, я аккуратно вынимал лишний груз, бремя спущенное сверху, изливал на бумагу и только после этого чувствовал себя освобожденным. Я слишком хорошо понимал людей, их мотивации, причины тех или иных поступков. Ох, право, лучше бы я был таким же, как все. Быть умнее - тяжкое бремя.
Я еду в метро, устало прислонившись к стеклу дверей. Люди толкутся, мне не хочется на них смотреть, и поэтому мой взгляд направлен в черноту, стремительно проносящуюся мимо. Подземка. Я все смотрю, наслаждаюсь шумной музыкой людского хора голосов на фоне грохота колес. И среди неясных силуэтов за грязным окном с полустертой надписью, начинают различаться очертания кустов, деревьев повыше. Растут многоэтажки с редкими горящими окнами, распахнутые двери подъездов, словно раскрытые рты. Если внимательно присмотреться, можно различить кое-где шныряющих кошек, чей-то профиль в тусклом окошке, белье, развешанное на балконе. Все это есть.
Я оглядываюсь, желтый свет вагонных ламп кажется мне не настоящим, в людях ничего не изменилось, кто-то так же весело болтает, кто-то спит, открыв рот и пустив тонкую струйку слюны. Перевевожу взгляд обратно. Стремительная мгла и редкие пятна фонарей. Ночь в метро.
...на самом деле у меня это было хуже. Мне казались там в темноте твари, скачущие с азартом, огрмными рывками... Не стану описывать их, но и сейчас я четко вижу перед собою этот образ. Мне не было страшно. Они были просто чужие, безразличные.