кр. сес. тал.
Я здесь уже давно. Считать время? Когда бы я не подходил к окну, там всегда идет дождь. Но он не надоедает мне, он всегда немного иной. Будто живой. Здесь у меян нет иного собеседника, только я и мой небесный спутник.
Когда-то, в той жизни, глупой и полной пустяковых забот, меня звали Петр. Но сейчас никто не называет меня так, лишь вете за моим единственным окном порой призывно шевелит ветвями, будто зовет куда-то.
Как много времени, чтобы думать...
Мне совсем никогда не хочется есть, лишь порой курить или выпить, тогда я сажусь на подоконник, распахиваю окошко и закуриваю. Тонкие клубы сворачиваются причудливыми змейками и тают.
Что стоит один момент сам по себе, если не будет следующего, в котором можно осознать предыдущий? Мир, который замер, мир бесконечного однообразия и одиночества - это и есть мир одного момента.
Чувствую, что я лежу в кровати. Открываю глаза и вижу белый потолок. Закрываю глаза. Передо мною черный потолок. Вновь открываю глаза и встаю с кровати.
Здесь нечего делать, только лишь думать. И я думал, иногда о ерунде, иногда о смысле и почти никогда о том, кто я и где я.
Но по большему счету я всегда думаю о дожде, изредка вспоминаю прошлое. но оно кажется мне совершенно незначительным.
Недавно я нашел ручку и бумагу. Кажется, что если я запишу, то кто-то сможет прочесть, хотя я понимаю, что надежда тонче чем дым моих сигарет.
Тем более, записав мысль, я словно вливаю в неё плоть, я смогу её позже прочитать вновь, или выбросить в окно, где она медленно погибнет. растерзанная падающей водой. Если бы я сохранял все эти думы в голове, они бы устроили там шум и гам, стали бы спорить друг с другом, перекрикивать, я бы сошел сума.
Когда-то, там, среди других людей, я вел дневник, я аккуратно вынимал лишний груз, бремя спущенное сверху, изливал на бумагу и только после этого чувствовал себя освобожденным. Я слишком хорошо понимал людей, их мотивации, причины тех или иных поступков. Ох, право, лучше бы я был таким же, как все. Быть умнее - тяжкое бремя.
Когда-то, в той жизни, глупой и полной пустяковых забот, меня звали Петр. Но сейчас никто не называет меня так, лишь вете за моим единственным окном порой призывно шевелит ветвями, будто зовет куда-то.
Как много времени, чтобы думать...
Мне совсем никогда не хочется есть, лишь порой курить или выпить, тогда я сажусь на подоконник, распахиваю окошко и закуриваю. Тонкие клубы сворачиваются причудливыми змейками и тают.
Что стоит один момент сам по себе, если не будет следующего, в котором можно осознать предыдущий? Мир, который замер, мир бесконечного однообразия и одиночества - это и есть мир одного момента.
Чувствую, что я лежу в кровати. Открываю глаза и вижу белый потолок. Закрываю глаза. Передо мною черный потолок. Вновь открываю глаза и встаю с кровати.
Здесь нечего делать, только лишь думать. И я думал, иногда о ерунде, иногда о смысле и почти никогда о том, кто я и где я.
Но по большему счету я всегда думаю о дожде, изредка вспоминаю прошлое. но оно кажется мне совершенно незначительным.
Недавно я нашел ручку и бумагу. Кажется, что если я запишу, то кто-то сможет прочесть, хотя я понимаю, что надежда тонче чем дым моих сигарет.
Тем более, записав мысль, я словно вливаю в неё плоть, я смогу её позже прочитать вновь, или выбросить в окно, где она медленно погибнет. растерзанная падающей водой. Если бы я сохранял все эти думы в голове, они бы устроили там шум и гам, стали бы спорить друг с другом, перекрикивать, я бы сошел сума.
Когда-то, там, среди других людей, я вел дневник, я аккуратно вынимал лишний груз, бремя спущенное сверху, изливал на бумагу и только после этого чувствовал себя освобожденным. Я слишком хорошо понимал людей, их мотивации, причины тех или иных поступков. Ох, право, лучше бы я был таким же, как все. Быть умнее - тяжкое бремя.